Там, где тебя нет

Она

…Заливистый гомон птиц…

…Чей-то громкий окрик и свист…

…Возмущенный гудок клаксона…

…Скандальная ругань дворняг…

…Пьянящее благоухание сирени и цветущих каштанов, пропитанное янтарными лучами солнца…

Шум пробуждающегося города врывается в раскрытое окно вместе с теплым майским ветром. Как не хочется открывать глаза…Сейчас послышится звук льющейся из крана воды, протяжное щелканье электроподжига газа на кухне и торопливые мужские шаги... Она встанет и, сонно шлепая босыми ногами по паркету, поплетется в сторону ванной комнаты. Дверь откроется и на пороге появится он…

Уткнувшись носом в его еще влажную после душа грудь, она будет стоять так несколько минут, закрыв глаза, упоенно жмурясь, вдыхая запах мыла, пены для бритья, лосьона и неповторимый, терпко-горький аромат мужчины. Ее мужчины… Широкие шершавые ладони с длинными узловатыми пальцами, такие родные, такие до боли близкие, осторожно лягут на спину и затылок, бережно поглаживая, успокаивая, не давая окончательно стряхнуть с себя остатки сна. Прохладные губы коснутся макушки, посылая волны колких мурашек по всему телу.

- Просыпайся, котенок.

- У- у,- она с шумом вдохнет воздух, еще сильнее прижавшись к горячему телу мужа.

- Ты опоздаешь, - мягкий, млодичный голос зазвучит, как музыка.

- Побудь со мной еще, - слова сорвутся с губ и, словно стеклянные шарики, падающие на кафельный пол, разобьются о звенящую пустоту.

- Не могу… ты же знаешь – грустно улыбнется он.,

- Пожалуйста, останься, - шепчет она.

- Я люблю тебя,- яркий свет слепящим клином встает между ними, и голос тает в белоснежной дали вместе с расплывчатым силуэтом.

- Не уходи…Мой сон, моя иллюзия…

Открыв глаза, Аня будет долго смотреть в потолок, вспоминая мягкость его прикосновений, умиротворяющую ласку его голоса и запах…Она помнит его сквозь время и бесконечную боль расставания.

- Андрюша… - в уголках глаз появятся тяжелые, соленые капли и, скатившись к вискам жемчужными дорожками, повиснут на темных, спутавшихся прядях волос. Рука машинально потянется к вырезу ночной рубахи, привычно нащупывая тонкий ободок обручального кольца на цепочке. Это ее любимое время суток: он всегда приходит с рассветом. Светлый образ будит ее каждое утро, не давая сорваться в бездну тьмы и отчаяния. И эти короткие сны такие живые, такие осязаемые, наполненные его бесконечно родным теплом, улыбкой - еле заметной, едва касающейся милых губ, солнечными лучиками морщинок, ползущих из уголков глаз, и нежностью, обволакивающей ее, словно в кокон, защищая от разрушающей душу серой реальности.

- Пора вставать, - вот уже пять лет она говорит это себе каждое утро, заставляя себя продолжать жить.

Сейчас она спустится на первый этаж пустого и одинокого дома, наденет кроссовки, привычно вставит в уши наушники, нажмет кнопку на МР3-плейере, и серое полотно асфальта на полчаса заставит забыть обо всем - просто двигаться, пропуская сквозь себя пыль времени.

Ей нравится бег. В этот рассветный час в целом мире для нее не остается никого, только эхо шагов, отлетающее от бетонного покрытия, и ветер, трогающий лицо невидимым крылом. Полчаса забвения…Просто бежать…Просто слушать музыку…Не думать…Не помнить…

А потом все вернется на круги своя. Бесконечно длинный день. Встречи. Суета. Снова встречи. Снова суета. Наползающая паутина сумрака, втягивающая ее, словно пойманную муху, в вязкие сети вечера. Затем ночь – стылая, холодная, липкая, одинокая. И снова долгожданный рассвет, и снова короткий миг счастья, затерявшийся маленькой песчинкой в необъятном полотне мироздания…

Вернувшись с пробежки и стоя под отрезвляющими струями контрастного душа, Анна все спрашивала себя: «Зачем она это делает?». Ведь было бы гораздо проще забить на себя, есть с утра до вечера фаст-фуд, тонны пирожных, какую-нибудь высококалорийную дрянь, и в конце концов превратившись в неподъемную аморфную груду умереть от сердечного приступа. Она боялась - боялась, что возможно тогда именно такой попадет на тот свет, и они попросту не узнают в ней ту, что так любили. Именно этот страх заставлял ее есть, пить, дышать и влачить дальше свое безрадостное существование.

Пять лет назад ее мир рухнул вместе с упавшим в Индийский океан самолетом. Столько лет она пыталась понять, за что Господь так поступил с ней? Почему именно ее оставил в живых? Почему позволил случиться такой вопиющей несправедливости? Память, застывшей в янтаре стрекозой, мучила ее, воскрешая любимые образы и лица. Вроде бы вот она - можно увидеть, прикоснуться рукой, почувствовать хранящую солнечное тепло оболочку, но нельзя заставить стрекозу выбраться из камня и снова взлететь. И она прятала воспоминания в маленькие ящички своего сознания, вытягивая их каждый день, ненадолго согреваясь в них, как в шерстяном пледе в промозглый дождливый вечер.

Отель на Мальдивах они с Андреем выбирали долго и придирчиво. Они просто хотели расслабиться на короткий срок, и побыть всей семьей подальше от обыденного шума и суеты, а когда увидали фотографии «The Residence Maldives», его водные виллы с бассейнами и террасами, выходящими прямо в море, единодушно остановились именно на нем. Супруги мечтали, как будут встречать у воды закат, а потом смотреть в прекрасное ночное небо, по которому божественной рукой разлит Млечный путь, ускользающий звездным мостом в бесконечность Вселенной.

Такой отдых они могли позволить себе впервые. В последние годы дела Андрея резко пошли вверх. Они наконец-то смогли купить дом за городом, о котором мечтали со времен студенческой молодости. Правда это пока была лишь коробка, но Аня, будучи модельером и невероятно творческой натурой, уже видела, как все будет выглядеть внутри. Нанятая бригада строителей должна была сдать объект к моменту их возвращения с курорта.

Корректировку в планы внес его величество случай…

Когда доход семьи стал увеличиваться, Андрей, считавший свою жену самородком и невероятным талантом, помог ей начать свой собственный бизнес, выкупив для нее помещение, где она смогла организовать независимую дизайн-студию. Аня, вдохновленная идеей создать свою неповторимую коллекцию, просиживала в мастерской целыми днями, рисуя эскизы моделей одежды. Яркие, летящие по подиуму образы, снились ей по ночам, и едва вскочив с кровати, она хватала листок и карандаш, набрасывая их на бумаге. Муж и сын весело смеялись над ней, когда она за завтраком на кухне вдруг зависала, уходя в себя.

- Мама опять ушла в астрал, - подшучивал десятилетний Артем.

- Вот погодите, я посмотрю, что вы скажете, когда я стану знаменитой, - Аня гордо задирала нос, потом, взъерошив темные шевелюры своих мальчиков, радостно целовала их улыбающиеся лица.

- Мы будем невероятно тобой гордиться и говорить, что ты непревзойденный мастер своего дела. Гуру мира моды. Величайший кутюрье всех времен и народов! - Андрей подмигивал сыну, и они вдвоем убедительно кивали головами, вызывая у Ани светлую улыбку.

За день до отъезда на Мальдивы из Америки позвонила Анина представительница, сообщив, казалось бы, невероятную вещь: ее коллекцией заинтересовались ТВ-байеры нескольких известных бутиков Нью- Йорка. Анин билет сдали, и они с Андреем договорились, что муж с сыном отправятся без нее, а она прилетит на курорт прямо из Штатов, после завершения сделки.

Спустя три дня Анна прыгала от радости по просторному номеру отеля, пытаясь дозвониться до любимого и сообщить, что у нее раскупили все платья до единого, и есть заказы на новые, те, что она только начала шить. Эскизы настолько понравились закупщикам, что они согласились, разобрать одежду, как только она будет готова.

Телефонный номер Андрея не отвечал, постоянно сообщая, что абонент временно недоступен или находится вне зоны доступа, и Аня списала эту досадную неловкость на плохой роуминг. Едва приземлившись на острове Хулуле, в международном аэропорту им. Ибрагима Насера, снова стала звонить мужу - он просил известить его, как только она выйдет из самолета, но на том конце трубки электронный робот приятным женским голосом, вещал все ту же занудную фразу. Мурлыкая себе под нос мотивчик незатейливой песни группы «Город 312» - «Вне зоны доступа», Аня ждала своей очереди на регистрацию.

Двое мужчин в штатском подошли к ней, когда она предъявляла свои документы, и попросили пройти с ними.

То, что произошло дальше, Анна помнила смутно.

Она долго не могла понять, о какой авиакатастрофе ей толкуют странные, суетящиеся вокруг нее люди, и причем тут она? Ей нужно к сыну и мужу, а эти ненормальные вот уже битый час держат ее в маленькой служебной комнатушке, принося соболезнования и…

Жестокая правда обрушилась на нее, словно молот, расплющивая, как свинцовую бляшку: самолет, следовавший рейсом номер 477 потерпел крушение – никто из пассажиров не выжил.

Серые очертания комнаты слились в одну сплошную линию, и Аня провалилась в черную бездну.

Через две недели она вынырнула из вязкой топи безнадеги и горя, тянувших ее на самое дно, и две упаковки амитриптилина стали отчаянной попыткой свести счеты с постылой жизнью и пожирающей ее душу бесконечной болью.

Ее спасла мама. Все эти страшные дни она была рядом, не отходя от дочери ни на секунду. Аня наглоталась таблеток, когда мать вышла в магазин за продуктами. Словно почувствовав что-то неладное, женщина так и не дошла до супермаркета, завернув обратно, едва прошла полпути.

Мамины связи врача и ее слезные объяснения о произошедшей трагедии не позволили забрать несостоявшуюся самоубийцу в психиатрическую больницу.

А потом пришел отец Дмитрий, добродушный священник с лицом Ильи Муромца, и долго рассказывал ей о загробной жизни, крепко держа за руку.

- Ты ведь хочешь снова встретиться с ними? - простой вопрос застал Аню врасплох. Она посмотрела на служителя церкви сквозь слезы и согласно кивнула головой.

- Хочу, - единственное слово, которое ей удалось выговорить за последние несколько дней.

- Тогда ты должна знать: самоубийцы не попадают в рай, а твоя семья сейчас именно там. Тебе придется жить, и не просто жить, а каждым днем своего существования доказывать Всевышнему, что оно не бесполезно, что ты достойна своего мужа и сына.

- Почему? Почему он не позволил мне уйти вместе с ними? Зачем оставил одну? За что наказал? – Аня выплескивала на священника душившую ее обиду, и полные горечи вопросы, зависая в воздухе, лопались, словно мыльные пузыри.

- Я знаю, тебе мои слова покажутся банальными и избитыми, но все, что дает человеку Господь, он дает не в наказание, а во благо. Думай, не за что тебе это, а для чего? У каждого свой путь. У кого-то он длинный, извилистый, с грузом разочарований и потерь, с глубокими ямами и колючими терновыми кустами, а у кого-то яркий и короткий, как свет падающей звезды, но каковым бы ни был твой путь, Бог никогда не возложит на твои плечи груз больший, чем тот, что ты сможешь унести.

- Слова, все слова. Просто красивые слова. Вы говорите их каждой вроде меня, просто чтобы заставить поверить, что нам есть, для чего дальше жить.

- Человек говорит много красивых слов, зачастую наполняя их уродством своих деяний, в моих словах лишь непреложная истина, в них нет злого умысла, только желание убедить тебя посмотреть на суть бытия не через призму своего горя. Ты пришла в этот мир по воле Бога, по его воле и уйдешь. Дождись своего часа, Анна. А пока будешь ждать, постарайся не разочаровать тех, кто смотрит на тебя с небес. Твоим мужчинам наверняка больно видеть тебя такой. Твоя миссия на этой земле еще не закончилась, именно это хотел донести до тебя Господь. И чем раньше ты это поймешь и выполнишь свое предназначение, тем быстрее окажешься рядом со своей семьей.

- И какая моя миссия? Что я должна делать? – Аня откинулась на подушки, пустым взглядом разглядывая скользящих по стенам комнаты солнечных зайчиков.

Отец Дмитрий грустно улыбнулся, положив тяжелую ладонь ей на голову.

– Ответы на свои вопросы ты должна будешь найти сама. Для этого ты и осталась жить.

Когда он ушел, Аня, молча пялилась в пустоту комнаты, пытаясь зацепиться хоть за что-то. Столько разных предметов, наполнявших ее дом радостными воспоминаниями, теперь казались грудой нелепого мусора, непонятно зачем захламляющей пространство своей бесполезностью. Статуэтка крылатой богини Ники…Они с Андреем купили ее в Греции, в прошлом году. Им всегда нравились одно и то же, и зачастую не нужно было даже спрашивать друг у друга, купить или не купить ту или иную вещь. Достаточно было посмотреть в глаза, увидеть там молчаливое согласие, и потом тихо улыбаться тому, что они живут на одной волне, понимая несказанное без слов. Теперь все эти безделушки раздражали Аню, они услужливо выуживали из ее памяти болезненные воспоминания, вонзая в ее разбитое сердце острые стрелы и ножи.

Свесившись с кровати, она стала шарить рукой по полу в поисках тапка. Ей хотелось запустить им в ненавистную фигурку, чтобы та, свалившись с полки, разлетелась на тысячи осколков, чтобы не осталось даже шанса попытаться склеить ее, чтобы не осталось даже напоминания о ее существовании, чтобы она больше никогда не мучила ее.

Ладонь неожиданно коснулась блокнота и карандаша, валявшихся под кроватью. Аня специально оставляла их там раньше. Проснувшись рано утром, она пыталась успеть набросать на бумаге образы, пришедшие к ней во сне. Со дня гибели мужа и сына она ни разу не посещала свою студию, вдохновение и желание творить умерло вместе с ее мальчиками. Открыв блокнот, она стала перелистывать эскизы, и внезапно замерла, наткнувшись взглядом на листок, испещренный круглым витиеватым почерком Андрюши:

Среди пресыщенья, среди изобилья,

Вдали от безжалостных будничных нужд,

Внезапно у женщины выросли крылья.

Зачем тебе крылья? – спросил её муж –

До службы добраться? - Так лучше в машине.

На рынок за мясом? - Полезно пешком.

И кажутся крылья такими большими,

Как будто идёшь за плечами с мешком.

Девчонке - и то этих крыльев не нужно,

Но если неймётся – пускай пофорсит.

А женщине зрелой, к тому же замужней,

С крылами ходить неудобство и стыд.

Но женщина, хлопнув отчаянно дверью,

Пошла, спотыкаясь, как будто впотьмах,

И вышла на белый берег забвенья,

И сделала первый, решительный взмах.

Я верю в тебя любимая…

Все перед глазами поплыло. Аня снова и снова перечитывала написанное мужем послание, роняя горячие слезы на ровные ряды строчек.

- Так вот что ты хотел? – срывающимся голосом прошептала она. – Ты хотел видеть мои крылья, любимый? - прижав к груди блокнот, она впитывала кожей льющуюся с бумаги бесконечную любовь и веру в нее, - Спасибо! Я поняла.

Поднявшись с постели, Анна оделась, привела себя в порядок и первым делом позвонила девочкам на работу.

- Я приеду через полчаса, - сообщила она сотрудникам.

Теперь она знала зачем жить дальше.

Он

Боинг набирал высоту, вспарывая серебристым крылом безоблачное небо Лос- Анджелеса. Влад смотрел на город ангелов, лежавший у его ног, и ему казалось, что он стоит на вершине мира. Он любил летать. Невероятное чувство эйфории и гордости за величие и силу человеческой мысли заполняли все его естество, когда, презрев законы гравитации, самолет отрывался от земли, устремляясь в небо, вступая в спор с природой и богом. Ему нравилось это ощущение постепенного движения вверх, словно шаг за шагом брал новую высоту, поднимаясь на пьедестал, становясь недосягаемым для тех, кто остался позади, где-то там внизу. И он брал эту высоту каждый день, сам себе завышая планку, двигаясь настойчиво, упорно, монотонно, словно ледокол, раскалывающий льды севера, заставляя скрепя сердце снимать перед ним шляпу тех, кто вот уже столько лет ждал, когда упадет железный идол.

Падать было больно. Этот урок он усвоил слишком хорошо…

Слишком сильный, слишком упрямый, слишком гордый и тщеславный. В нем было так много этих «слишком», и все они делали его тем, кем он был - абсолютным чемпионом мира по боксу в супертяжелом весе Владиславом Вольским.

Головокружительный подъем начался с победы на Олимпийских играх, когда он, никому неизвестный двадцатилетний парень, получил золотую медаль. Путь к финалу начался для него с впечатляющей победы над Мэтью Макламбо из Конго. В самом начале боя он отправил соперника в нокдаун, а к середине первого раунда всё завершилось нокаутом. Далее Влад последовательно победил по очкам с подавляющим преимуществом. И в финале нанес сокрушающий апперкот кубинцу, послав его во втором раунде в глубокий нокдаун, а затем и нокаут.

Предложения о профессиональной карьере боксера посыпались на него, как из рога изобилия. Спустя год после Олимпиады, заключив контракт с известной промоутерской компанией Universum Golden Promotions, Влад переехал в Штаты, и с этого момента весь его жизненный путь превратился в триумфальную дорогу на самую вершину славы.

В бокс его привел отец в четырнадцать лет, после того, как однажды Влад вернулся с улицы избитым дворовыми мальчишками. Их семья только переехала из провинции в столицу, и местная шпана, признав в нем чужака, хорошенько отметелила его за то, что посмел дерзить и упираться, когда они требовали с него деньги за «прописку».

Влад рос в интеллигентной семье: мать была преподавателем иностранных языков, а отец физиком-ядерщиком. Именно отца пригласили на работу в столицу в научно исследовательский институт, и в отличие от сестры Лерки, которая была младше его на три года, Влад очень расстроился, узнав о переезде. В родном городе оставалась школа, где он был круглым отличником и неприкасаемым авторитетом в классе, друзья, и Ленка Мироненко из параллельного 8-А, к которой он неровно дышал.

Мегаполис не понравился Владу с первых же дней: суета, шум, снующие туда-сюда толпы людей, пробки и толчея дико раздражали мальчишку. Новый класс принял его настороженно. Высокий, худой, молчаливый и излишне умный, он мгновенно заслужил звание ботаника. И, наверное, таковым бы он и остался до окончания старших классов, если бы не все тот же пресловутый бокс…

Первая тренировка прошла для него ужасно: вернувшись домой с подбитым глазом, Влад швырнул спортивную сумку с самого порога, и на вопрос отца: «Ну как бокс?», ответил:

- Тупой мордобой.

- Тупым мордобоем он будет, если ты будешь тупо бить морду и позволять другим бить ее тебе, - возразил сыну отец.

- А что, может быть по-другому? – съязвил он. - Я не понимаю, зачем мне вообще это нужно? Ты прожил без бокса всю свою жизнь, и это не помешало тебе стать успешным человеком. Я собираюсь поступать в физтех после окончания школы, на фига мне твой дурацкий бокс?

- Я во времена своей молодости занимался борьбой и служил в армии. Мужчина должен уметь постоять за себя и в случае необходимости защитить свою семью.

- От кого ее надо защищать? Можно подумать, нас кто-то когда-то трогал, - Влад злился, и теперь, не скрывая собственного раздражения, выплескивал его на родителя.

- А ты не прав, сынок, - вмешалась мама. – Знаешь, как мы познакомились с твоим отцом?

- Избавьте меня от своих романтических воспоминаний, - зло буркнул Влад, направляясь в свою комнату.

- Твой папа уложил одной левой трех парней, когда они пытались отнять у меня сумочку.

Влад недоверчиво посмотрел на усмехающегося отца, но тот лишь пожал плечами, подтверждая, что все сказанное мамой - правда. И этот факт несколько обескуражил парня: он привык видеть отца строгим, собранным, в костюме и галстуке, с грамотно поставленной речью и безупречными манерами. Образ рубахи-парня, способного справиться сразу с тремя хулиганами, в то время как он сам не мог противостоять и одному, никак не вязался с тем папой, которого он знал всю свою недолгую жизнь.

- Однажды и у тебя появится девушка,- отец с матерью переглянулись и понимающе улыбнулись друг другу. – И что ты будешь за кавалер, если к ней пристанут, а ты не сможешь дать обидчикам отпор?

Влад не нашел, чем возразить отцу на такой аргумент, но, тем не менее, из юношеской вредности и максимализма, поинтересовался:

- Ладно, ты занимался борьбой, а меня зачем отправил на бокс? Тупой вид спорта. И боксеры все тупые.

- Ну, во-первых, потому, что секция бокса оказалась ближе всех к дому, а во-вторых, ты меня разочаровываешь: прежде чем утверждать, что это, как ты выражаешься, «тупой» спорт, ты хотя бы почитал его историю. Знаешь ли ты, что бокс был включен в программу античных олимпийских игр с 688 года до нашей эры? Современный бокс усовершенствовали англичане, и Английский классический бокс смело можно назвать «спортом аристократов», в котором есть свои джентльменские традиции. Я считаю, что бокс, наверное, наиболее мужской вид спорта и вырабатывает силу, выносливость, отличную реакцию и уверенность в себе. Все эти качества умному человеку не помеха, а только подспорье для достижения более высоких целей.

С этими словами отца Влад не мог не согласиться, на следующий день он просидел несколько часов в библиотеке, собирая информацию об истории бокса, и когда прочитал все, что смог нарыть, мнение о столь неприятном для него виде спорта кардинально поменялось. Будучи натурой целеустремленной и увлекающейся, спустя год он стал лучшим бойцом в секции, и невероятной гордостью тренера, после того как выиграл турнир Золотые Перчатки и вошел в сборную на первенство Европы по боксу среди юниоров.

Бокс изменил и отношение к нему ребят в школе. Однажды, на перемене, он вступился за одноклассницу, которую дергал и зажимал местный забияка и разгильдяй Витька Рэва.

- Отвали от нее, - дернув за плечо парня настойчиво попросил Владик.

- Слышь, Вольский, ты бы канал отсюда, пока я тебе прогонных не выписал, - Витька криво ухмыльнулся и красноречивым жестом дал понять о серьезности своих намерений.

- Отвали от нее, еще раз повторять не буду, - мрачно настоял на своем Влад.

Витька долго разбираться не стал - вскинув сжатую в кулак руку попытался дать в морду зарвавшемуся однокласснику. Совершив молниеносный уклон влево, Влад провёл правый хук по корпусу противника и Рэва, скорчившись от боли, упал на пол у ног победителя.

С этого момента никто и никогда больше не смел называть Влада ботаном или смеяться над ним, да и сложно было теперь узнать в парне под метр восемьдесят щуплого узловатого подростка, каким он только появился в школе. Благодаря постоянным тренировкам и нагрузкам тело юноши претерпело колоссальные изменения: плечи стали шире, грудь и руки сильными, мускулистыми, ноги крепкими и выносливыми.

К окончанию одиннадцатого класса он вырос под метр девяносто, и его косая сажень в плечах и нехилая мускулатура были предметом зависти мужской половины школы и объектом воздыхания женской. Теперь он был не просто школьным лидером и лучшим учеником, он был чемпионом Европы среди юношей, о чем красноречиво свидетельствовала его фотография и надпись на Доске почета возле учительской. Влад понял одну нехитрую вещь - ум уважают избранные, а ум и силу уважают абсолютно все.

После окончания школы он таки поступил в столь желанный им физико–технический институт, но спорт не бросил. Да и куда теперь было бросать, когда спортивная кафедра института возлагала на него большие надежды в связи с предстоящим Чемпионатом мира. Сложно было одновременно учиться, сдавать экзамены и участвовать в сборах. После выматывавших его тело тренировок Влад ночами просиживал над учебниками, штудируя пройденный материал. Но у него была цель, и он пер к ней напролом, словно танк.

Золото Олимпиады и профессиональная карьера боксера не помешали ему доучиться, он неделями колесил из одного конца света в другой, чтобы сдать экзамены и получить диплом с отличием. Родители и сестра невероятно гордились им, и Влад дал себе обещание, что, встав на ноги, сделает все, чтобы они никогда больше ни в чем не нуждались.

Два года каторжного, упорного труда и побед дали свои результаты: выйдя на свой первый титульный поединок, он нокаутировал противника в третьем раунде и, получив свой первый пояс, стал новым чемпионом по версии WBO.

Успех вскружил ему голову, его узнавали на улице, ему предлагали сняться в рекламе, его приглашали на телевидение, он стал объектом пристального женского внимания. Деньги, которые он получил за победу и использование своего имени в рекламах, как бренда, Влад удачно вкладывал в недвижимость, как у себя дома, так и за рубежом. Он был молод, успешен, богат и знаменит. Но судьба приготовила ему жестокий урок.

Бой за подтверждение титула он проиграл - его подвела излишняя самоуверенность и несдержанность. Влад долго изучал технику соперника, и она казалась ему откровенно слабой, а потому он отнесся к нему, как к проходному. Легко выигрывая четыре раунда, в пятом, желая одержать быструю и красивую победу, он совершил непоправимую ошибку - раскрывшись, двинулся на противника, и тот левым свингом отправил Влада в нокдаун. Почувствовав, что чемпиона покидают силы, латиноамериканец стал избивать его, как мешок с опилками. Влад какой-то невероятной силой воли продержался до удара гонга, а потом обессиленный рухнул на настил.

«Король умер, да здравствует король!» - кричали заголовки газет на следующий день. Слава - капризная дама, и она не прощает неудачников. Имя, которое Вольский делал себе долгие годы, в один день превратилось в лопнувший мыльный пузырь. Он, так долго карабкавшийся на самый верх, вдруг оказался сброшенным на самое дно. Пресса писала, что он уже никогда не сможет подняться, а те, что вчера лебезили перед ним и услужливо подавали руку для приветствия, сегодня старательно отворачивали от него свое лицо.

Это был хороший урок…

Когда с лица сошли гематомы и синяки, Влад, выбравшись из своего номера в гостинице, брел по вечернему Нью-Йорку. Никогда не спящий город с его сумасшедшим ритмом жизни, бешеной пульсацией сердца из стекла и бетона, упирающимися в облака небоскребами, яркими неоновыми вывесками и витринами всегда давал ему силы, но не в этот раз. Город пил его, выкручивал жилы, вырывал мышцы, сбивал с ног, город поставил его на колени и вынес на щите, безразлично, молча, безучастно наблюдая за его конвульсиями. Каменная утроба мегаполиса заглотила его, как наживку, и волочилась неподъемным грузом сзади. Бежать… хотелось бежать.

В этот же вечер он сел в самолет и отправился домой зализывать раны. Но провидению показалось недостаточным преподнесенного урока. Кто-то свыше хотел, чтобы он прочувствовал своим затылком всю тяжесть суровой длани судьбы.

Вернувшись в свою квартиру, он обнаружил у порога собранные чемоданы.

- Ты?! – Лиля явно не ожидала увидеть его в столь ранний час на пороге их дома.

Вот уже два года, как они жили вместе. Девушка работала моделью в крупнейшем столичном агентстве. Умная, высокая, красивая, целеустремленная, она знала, чего хочет от жизни, и Владу казалось, что у них были общие интересы и цели, им было по пути. Он даже собирался предложить ей выйти за него замуж.

- Что происходит?

- Я ухожу… - Лиля болезненно поморщилась. - И давай без ненужных выяснений отношений и обид.

Унижаться он не собирался. Опершись о стенку, спокойно наблюдал за суетливыми движениями подруги.

- Я ведь могу забрать все твои подарки? Надеюсь, ты не станешь их требовать обратно?

Окинув девушку насмешливым взглядом, Влад, засунув руки в карманы, отправился на кухню, бросив через плечо:

- Там в моей сумке еще один. Можешь тоже забрать.

Звук захлопывающейся двери вывел его из оцепенения. Удивительно, но в тот миг он не испытывал ни боли, ни разочарования, у него было такое чувство, словно он один в целом мире, а вокруг лишь вакуум и пустота. Пустоту нужно было чем-то заполнить…

Заварив себе кофе он пошел в зал и включил телевизор. Журнальный столик был завален грудой журналов и газет. Взяв в руки одну из них, Влад криво усмехнулся. Так вот почему сбежала Лилька. Крысы всегда бегут с тонущего корабля. Смысл всех статей на разворотах прессы заключался в одном: «железный титан» повержен и больше не сможет подняться.

Вакуум внезапно треснул, и пустоту стала заполнять злость. Алые всполохи гнева перемешивались с червонно-рубиновыми вкраплениями ярости, перетекали в пурпурные волны бешенства, лились рдяной рекой. В памяти всплыли строки понравившегося стихотворения:

Я дерево на отшибе, огромна крона моя

Попробуйте, отыщите другое такое, как я.

Я гордое и упорное, я выживу всем назло.

В центре земли мои корни, и небо на плечи легло…

И он выжил всем назло. Разорвав контракт с промоутерской компанией, Влад создал свою, набрал новую команду, лучшего тренера, и спустя полгода не просто вернул себе свой титул, но и добавил к нему новый. Он больше не давал ни малейшего шанса противнику на успех. Сколько их было - с кричащими заявлениями и утверждениями, что они будут первыми, что поставят его на колени, но на деле всегда получалось обратное. Собранный, сконцентрированный, мощный, неуклонно напористый, Влад укладывал их на полотно ринга в первых же раундах. Теперь пресса писала другое: «пришел, увидел, победил - вот девиз «железного титана».

Никто не знал, каких нечеловеческих усилий порой требовало это стремление оставаться на высоте. Больше не было ошибок, больше не было поражений, и больше не было никого, кого бы он впустил в свою жизнь или сердце.

Она

Запах свежезаваренного кофе густой патокой разливался в воздухе. Аня знала сто и один рецепт приготовления этого напитка. Андрей так любил по утрам сидеть с ней на кухне и просто болтать, сжимая в руках горячую дымящуюся чашку. Они всегда пили кофе под погоду и настроение. В серый пасмурный день - со щепоткой черного перца, для бодрости и остроты ощущений. Дождливым осенним утром - с имбирем и кардамоном. В зимние морозы душу согревал кофе с корицей и жгучим красным перцем, а на Рождество, расположившись на ковре у телевизора, они укутывались в плед, обнимались и, потягивая из высоких бокалов кофе по- ирландски, с каплей апельсинового ликера, смотрели добрые, старые фильмы.

Сегодня хотелось чего-то теплого и лучистого как Андрюшин взгляд. Аромат ванили и корицы окутал пряной сладостью, обнял за плечи, ласково погладил. Аня закрыла глаза, опершись спиной о каменную балюстраду лестницы, и отпила обжигающий горьковато-сладкий глоток.

Тонкие линии невидимого глазу эфира разомкнулись, выпуская знакомую фигуру.

- Посиди со мной, - не размыкая век, попросила она.

Призрачный сияющий образ нежно улыбнулся, усаживаясь рядом на ступеньку.

- Я так скучаю.

- Я тоже.

- Забери меня с собой, - кофейная горечь смешивается с подступившим к горлу комком, отпуская слезы в свободный путь.

- Не могу.

- Посмотри, как многого я добилась. Я так старалась. Я так хотела, чтобы ты мной гордился, - глупые слезы не хотят слушаться, они все бегут и бегут, а она так не хотела его расстраивать.

- Я горжусь тобой, любимая, - теплая рука касается щеки, и льющаяся из нее бесконечная любовь проникает сквозь кожу, сворачиваясь в сердце золотой спиралькой.

-Тогда почему я все еще здесь? Мои крылья теперь такие большие. Их силы хватит, чтобы полететь к вам. Разве ты не этого хотел?

- Я хотел, чтобы ты была счастлива, - грустная улыбка солнечными трещинками касается уголков его губ.

- Я не могу быть счастлива без вас. Я не хочу жить там, где нет тебя…

- Ты должна, Анюта, - силуэт колышется и рваными клочьями расплывается в рассветной пелене утра.

- Почему? - вопрос без ответа повис над ней летающей паутинкой и, подхваченный весенним ветром растаял лимонно-желтым лучом на ее мокром от слез лице.

Ветер целует глаза, стирая повисшие на ресницах капли. Аня долго смотрит в пустоту цветущего сада. Яркие пятна люпина, синий ковер незабудок, качающиеся на тонких ножках анемоны, пьяняще сладкие ирисы, звездная россыпь шиловидного флокса… Сегодня пестрая нежность цветов не приносит обычного облегчения.

Цветы были единственным, что она себе позволила. Ни птиц, ни кошек, ни собак…Слишком больно было привязываться, а потом терять. Она так и не научилась смиренно принимать тяжесть груза планиды.

Квартиру она продала - живущие в ней тени прошлого тупыми ножницами кроили сердце, не давая затянуться кровоточащим ранам. Она все время натыкалась на игрушки Темы, одежду, пахнущую Андреем, стены, хранящие светлые мгновения счастья, слышала смех и голоса тех, кого уже никогда не будет с ней рядом. Бизнес мужа она тоже продала. Сначала старательно пыталась тянуть две махины сразу: свое расширившееся модное ателье-студию и его процветающую фирму, но потом поняла, что просто ничего не понимает ни в насосах, ни в трубопроводной арматуре, ни в технических вопросах производства. Рано или поздно она угробила бы то, что создавал Андрей. А находиться в его кабинете для нее вообще было пыткой, она видела его повсюду: вот он стоит у окна, сложив на груди руки, и смотрит на кипящий жизнью внизу город, вот он сидит в кресле, подписывая бумаги, вот поднял голову и улыбается ей своей безмятежной улыбкой.

Фирму купил лучший друг и партнер Андрея и, зная, как Анна металась в сомнениях, продавая детище мужа, он периодически звонил и рассказывал, как у них идут дела, за что она была ему безумно благодарна. Все деньги от продажи бизнеса и квартиры она вложила в собственное дело. Неутомимо следуя поставленной цели, она, как одержимая, вставала в семь утра и ложилась поздней ночью. Одежда, на которую она заключила контракт с бутиками Нью- Йорка, разошлась на ура, и вдохновленная первыми успехами Аня стала работать с удвоенной силой над созданием собственного лейбла, открыв первый моно брендовый бутик в столице.

С этого времени она начала на постоянной основе выпускать сезонные коллекции класса Pret-a-Porter. Она любила экспериментировать, а ее излюбленным приемом стал ассиметричный крой. Первая же поездка на Неделю высокой моды во Францию стала для нее знаменательной и знаковой, на следующий день ее лучшая модель появилась на обложке журнала ELLE. О ней писали, как о прорыве года, говорили, что в ее стиле нет ничего лишнего и утяжеляющего, она умело перемешивает и сочетает классические формы с авангардом. Независимость, утонченность и элегантность – это отличительные черты неповторимого стиля Анны Закревской.

Спустя год Аня открыла свой первый бутик в Париже. За пять лет она построила головокружительную карьеру, добившись таких невероятных успехов, на которые многим, подобным ей, не хватало порой и всей жизни.

Казалась бы, сбывалось все, о чем она мечтала, но чем ярче сияла ее звезда, тем отчетливее в ее душе обреченно ширилось понимание того, что это все тлен, пыль и прах, если рядом нет тех, с кем она хотела бы разделить каждую минуту своего признания и славы.

Нет, рядом с ней всегда кто-то находился. Люди… их было вокруг теперь так много, но в этой пестрой толпе счастливых улыбающихся лиц она чувствовала себя такой потерянной и одинокой. Их эмоции и голоса разбивались о ее невидимые стены, словно шумные волны моря о серый гранит прибрежных скал. Она выстраивала эти стены каждый день - тонко, незримо, так, что никто и не подумал бы, что там, за безмятежной улыбкой и умиротворяющим спокойствием, бушует черный разрушительный шторм, утягивающий ее на дно, как накрытое девятым валом затерявшееся в океане суденышко.

Чтобы не плакать, она смеялась, никому не позволяя ее жалеть и лезть в израненную душу с ненужным состраданием и сочувствием, чтобы никто не мог понять и почувствовать раздирающую и выедающую ее изнутри боль. Внешне она всегда выглядела спокойной приветливой и… счастливой. И как умная, успешная и красивая женщина она не могла не пользоваться вниманием мужчин. Яркий мир моды притягивал к себе их - богатых, красивых, знаменитых - как мотыльков на манящее обещанием света и тепла пламя. И они слетались к ней, кружа вокруг, ударяясь крыльями о лед ее застывшего сердца. Аня отвергала любые намеки на флирт и попытки приблизиться к ней ближе, чем на шаг, позволяющий нарушить ее личное пространство ненужными чувствами.

Однажды, покупая в Арабских Эмиратах ткани для новой коллекции, она стала предметом матримониальных поползновений местного шейха, случайно увидевшего ее в холле его шикарного отеля. Мужчина осаждал ее, как крепость. Он носился за ней по свету, посещая все ее показы, приглашал в рестораны, присылал корзины цветов, дарил подарки и драгоценности, которые, она раз за разом ему возвращала.

- Ты не веришь в любовь? – в сердцах поинтересовался он, когда Анна вернула ему очередную бархатную коробочку, даже не открыв и не взглянув на кольцо с огромным бриллиантом.

Его вопрос оскорбил Аню. Метнув на незадачливого поклонника гневный взгляд, она с достоинством ответила:

- Я верю в любовь, Али. Верю в любовь, которую невозможно купить ни за какое золото мира…Меня любили…с первого взгляда и до последнего вздоха. Только такую любовь признаю, только в такую верю. На меньшую не согласна.

Ее слова, услышанные журналистами, стали притчей во языцех, на следующий день они разрыли историю гибели семьи успешного модельера, и скандальные статьи, и ее полные горечи слова теперь красовались во всех модных изданиях.

Но все они уже не могли причинить Ане боль большую, чем та, что терзала ее изнутри каждый день вот уже пять долгих лет. Они лишь разбередили в памяти ее первую с Андреем встречу, и она со светлой улыбкой прокручивала в своей голове, словно пленку немого кино, самый счастливый день в своей жизни.

Аня поднималась по ступеням университетского общежития, и, выйдя из-за угла коридора, натолкнулась на парня, закрывавшего ключом дверь своей комнаты. Резко повернув голову, он уставился на нее своими синими глазами…Они так и стояли: молча, застыв песчинками во времени, в скрещении взглядов, не смея разомкнуть движением мгновение внезапного, снизошедшего на них волшебства. Словно кто-то свыше убрал все окружавшие их предметы, звуки, чувства, оставив только радость и осознание неизбежности и неотвратимости этой перевернувшей все с ног на голову встречи.

- Привет, - улыбнулся он.

Именно так - с первого взгляда, с первой улыбки, с первого слова - в Анину жизнь ворвалась любовь. Нежная, как теплые объятия весны, яркая, словно жаркий огненный цветок, безбрежная и бескрайняя, качающая ее на своих волнах, подобно ласковому океану - та, что теперь осколком разбитого зеркала жила в ее памяти.

Телефонный звонок вырвал Аню из омута поглотивших ее воспоминаний.

- Анюта, привет! Ты прости, что звоню так рано, но я знаю, что ты уже не спишь в такое время.

- Я действительно уже успела пробежаться и даже выпить кофе, - Аня лишь мягко улыбнулась тарахтящей на том конце трубки Лере. Их дружба началась год назад, когда Анне срочно нужно было везти коллекцию одежды в Милан, а у нее совершенно не было моделей, готовых демонстрировать ее платья. Лерино агентство посоветовал один из столичных дизайнеров, и она ни разу не пожалела о том, что судьба свела ее доброй, веселой, никогда не унывающей подругой и партнером.

- Ты не забыла, что сегодня вечером мы ждем тебя у себя?

- Нет, не забыла, - выдохнула Аня, понуро опустив голову. Она не любила ходить в гости, но отказать Валерии не могла - у ее дочки сегодня был день рождения. Семилетняя Соня мечтала стать модельером и боготворила Аню, повторяя ее слова, жесты, мимику. Упрямый ребенок заставлял Леру чуть ли не каждый день привозить ее в Анин Дом моды, и там любопытная девчонка сновала за Анной по пятам, суя свой маленький нос во все процессы ведения бизнеса, и иногда доводя ее до приступов истерического смеха своими вопросами: «А где? А зачем? А почему?».

- Сонька тебя ждет, ты же знаешь, как она расстроится, если тебя не будет. Она на тебя разве что не молится еще, - Лера, очевидно, боялась, что Аня в последний момент пришлет с водителем подарок, а сама, сославшись на занятость или плохое самочувствие, не приедет. Аня часто делала так с другими, но с девочкой так поступить не могла, Соня была единственным человеком в этом мире, которому она, по странным причинам, ни в чем не могла отказать. Аня много размышляла над тем, почему малышка обладает над ней такой властью, и где-то в глубине души понимала, что она ей чем-то напоминает Тему, а может просто потому, что они с Андреем тоже мечтали о дочке, а эта конкретная была воплощением той мечты, которой уже никогда не суждено было сбыться.

- Я приеду, Лера, ты зря волнуешься, - Аня взяла со ступеньки чашку и, поднявшись, медленно пошла в дом. – Ни за что не пропустила бы момента, когда твоя дочь станет разворачивать мой подарок. Я платье для нее еще месяц назад приготовила.

- Ну, все,- рассмеялась подруга. – Я теперь с нее это платье и не сниму, она же в нем спать будет! Платье от Закревской! С ума сойти, да Сонька у тебя VIP клиент! Ань, это же дорого очень. Зачем ты ее так балуешь?

- Твоя Соня натолкнула меня на мысль сделать линию одежды для подростков, так что она заслужила.

Закончив разговаривать с подругой, Анна привела себя в порядок и, взяв коробку с подарком для Сони, поехала на работу.

Раньше она ни за что в жизни не села бы за руль автомобиля - Аня боялась водить, близость других машин приводила ее в состояние, близкое к панике. Андрей всегда посмеивался над ее детскими страхами и с удовольствием возил ее сам, или просил водителя. Теперь Аня ездила на своей Хонде, не испытывая лишних эмоций и предубеждений. Конкретно этот внедорожник ее заставила купить мама из соображений безопасности, она как никто другой понимала, чем вызвана такая внезапная перемена в отношении к автомобилям у дочери. Она боялась, что ее девочка отчаянно ищет смерти, и, посоветовавшись со специалистами, выяснила, что именно у этой марки самая большая вероятность выживания при авариях. Аня и вправду вначале села за руль в надежде, что однажды въедет в столб или дерево, и искореженная груда металла поможет ей, наконец, обрести покой и забвение. Но со временем вождение стало нравиться ей так же, как и утренний бег. Постоянное движение вперед, ускользающая полоска дороги и скорость, бьющая ветром в лобовое стекло, дарили умиротворение и тихий, светлый восторг.

Радиостанция в приемнике весело вещала какие-то байки, и на какое-то время Аня даже смогла забыть, что через два дня годовщина гибели ее мальчиков. В эти дни она особенно остро ощущала невосполнимую боль потери и гнетущую пустоту, заполнявшую все ее нутро, до самого донышка Она всегда бежала от себя в этот день, забивалась неприметной мышью в самый дальний угол какой-нибудь норы, и смиренно ждала, когда боль утихнет и отпустит ее из своей стальной хватки. У нее ведь даже не было места, куда бы она могла прийти поплакать и положить цветы. Тел погибших, как и сам самолет, так и не нашли в океане.

В этот раз Аня собиралась сбежать в Австрию. Для ее новой коллекции нужна была обувь, и она вела переговоры с Питером Пилотто о сотрудничестве. Дизайнер предложил ей приехать и показать свои эскизы, чтобы он знал, от чего отталкиваться в создании его линии. Ей так необходимо было быть подальше от места, где все напоминало о безвременной утрате. Чужая страна, чужие люди вокруг, другая обстановка ненадолго дарили иллюзорное ощущение облегчения, но лишь ненадолго, а потом Аня закрывалась в своем номере в отеле и тихонько выла до утра, пока с рассветом не приходил светлый Андрюшин образ и тьма не отпускала ее из своих удушающих объятий.

У Лериного брата в пригороде Вены был свой дом, и Лерка неделю уговаривала Аню остановиться там. Она заливалась трелью, описывая прекрасный вид на Дунай, тихий зеленый район и огромный пустой дом, где никто не будет шуметь и мешать ей творить. Если бы Лера знала, что творить в эти дни не просто сложно, а физически невозможно - это все равно, что играть на скрипке с переломанными пальцам, но ей действительно так нужна была тишина и спасительный полог забвения, что она согласилась.

День прошел в привычной для нее суматохе: бесконечно звонящий телефон, мастерская, в которой Аня со своими помощницами конструировала лекало новых моделей, встречи с клиентами, стопки бумаг и счетов, ругань с таможней за то, что задержали ее новые привезенные образцы тканей. Люди…голоса…звонки…снова люди… снова звонки… Аня погружалась в работу с головой, как рыба в воду, и она помогала ей убить ненавистный день, забыть обо всем и просто жить, не оглядываясь на прошлое. Работа стала ее спасением, ее глотком воздуха, ее единственной отдушиной. Наверное поэтому она так много добилась в своем деле - потому что отдавала ему всю себя без остатка, все свои силы, все свое время, всю свою нерастраченную любовь.

Сигнал будильника напомнил о том, что пора собираться и ехать к Лере. Аня попрощалась с сотрудниками, взяла букет и воздушные шары, которые ей привезли по заказу. Она всегда дарила Артему на дни рождения огромную связку шаров, это было своего рода традицией - они с Андреем надували их ночью, чтобы Темка не видел, а утром, просыпаясь, он весело гонял их по всей квартире, вызывая у родителей счастливую улыбку.

- Анна Ивановна, вы долго там пробудете? Можно я смотаюсь в магазин, пока вас ждать буду? Жена просила хлеба и молока купить.

Аня знала, что за столом придется выпить, а в таком состоянии она за руль никогда не садилась, понимая, что может представлять опасность для других автолюбителей, поэтому и взяла на вечер водителя.

- Конечно, Николай, вы можете даже домой заехать. Вернетесь за мной через два часа. Зачем вам все это время торчать под подъездом? Тем более что завтра с утра нам ехать в аэропорт, - она всегда очень чутко относилась к чужим жизненным обстоятельствам и проблемам, семья для нее всегда была на первом месте.

- Спасибо, вы лучший босс, который у меня когда-либо был.

- Не преувеличивайте, Коля, я ничем от других не отличаюсь.

- Нет, правда, я до вас одного бизнесмена возил, так он мог меня по четыре-пять часов заставлять ждать его на одном месте. И главное если бы по делу, а то поедет к любовнице, а я на подстраховке, вдруг жена позвонит и срочно ехать нужно будет. Потому и уволился, противно это все.

Аня задумчиво уставилась в окно, пропуская сквозь себя картинку проплывающего за стеклом вечернего города. Андрей всегда спешил домой, звонил ей по сто раз на день, и даже если у него было важное совещание, всегда отвечал на ее звонки, полагая, что ничего не может быть первостепенней, чем разговор с ней. Ей так не хватало его…его мудрых слов, светлой улыбки, сильных рук… она мерзла по ночам без его утешающего тепла и нежных прикосновений.

Тяжело вздохнув, Анна натянула на себя привычную маску – улыбку, за которой пряталась от всего мира. Она не собиралась портить ребенку праздник своим невеселым настроением.

Сонька с порога налетела на нее, как ураган, визжа от восторга и по-детски наивно радуясь куче шариков, цветам и огромной коробке с фирменным логотипом Анны Закревской. Светлая детская радость вдруг передалась и Ане, и она с улыбкой наблюдала, как девочка дефилирует по квартире в ее подарке, восхищенно рассказывая всем родственникам, как это круто и модно. Потом она притащила свой альбом с набросками рисунков, немного корявых и смешных, и, несомненно, талантливых. Соня пыталась создать свою коллекцию одежды, и пусть пока она тренировалась на куклах, но это была ее первая серьезная попытка воплотить в жизнь свою мечту. Анне были так понятны стремления девочки, и она никогда не отказывала ей в помощи или совете, всегда поправляя своей умелой рукой неточности и шероховатости в ее эскизах.

- Тетя Аня, а как вы думаете, это пойдет к вашему платью? – Соня открыла красивую бархатную коробочку, выволакивая оттуда золотые часы марки Chanel.

Аня улыбнулась, взяв в руки дорогой аксессуар.

- Шанель, я думаю, пойдет любой девушке и женщине. Родители подарили тебе очень красивый подарок.

- Это не родители, это дядя Владик прислал, - Аня сразу и не сообразила о каком Владике идет речь, а когда поняла, что это Лерин брат - боксер-тяжеловес Влад Вольский, очень удивилась.

- У твоего дяди хороший вкус, как для боксера.

- Он вообще очень хороший, - радостно начала девочка. – Жаль, что он не смог приехать, я бы вас с ним познакомила. Он бы вам понравился. Он всем женщинам нравится.

Аня рассмеялась наивному утверждению ребенка. Ей не нравились такие мужчины, хотя она понимала, что находят в них другие. Испокон веков женщины выбирали себе сильного спутника, воина, способного защитить семью и дом в случае нападения, и эти инстинкты жили в них на подсознательном уровне. Как только такой индивид оказывался в поле зрения, его феромоны тут же запускали генетическую память слабого пола, делая его невероятно притягательным и вожделенным объектом.

Для Ани же такие внешние данные, как у Лериного брата, служили скорее больше отталкивающим фактором, чем притягивающим. В нем всего было слишком много. Слишком большой, слишком сильный, слишком самоуверенный, слишком красивый. Она вообще не понимала, как такие интеллигентные и образованные родители, вроде Виктора Петровича и Елены Сергеевны, могли поощрять то, что их сын занимается боксом. Этот вид спорта ей казался ужасным и диким. И ей было непонятно, как люди находят удовлетворение в созерцании мордобоя и драки?

А самым непонятным для нее были дипломы Владислава Вольского, висевшие в рамочках не стене: об окончании университета с отличием, о получении степени кандидата и доктора физико-математических наук. Это был нонсенс, и Аня все гадала, купил он все эти дипломы, или получил заслужено. Но судя по тому, как гордилась им семья, скорее всего дипломы были настоящими. У них он вообще, похоже, возносился в ранг культа и идола, его фотографиями дом был буквально напичкан. Серые, цвета грозового неба глаза смотрели на нее со всех стен, полок и комодов, тонко намекая о его незримом присутствии. Даже сейчас, сидя за столом на дне рождения Сони, семья без конца вспоминала о нем, сначала возмущаясь, что погода задержала его вылет, и он не смог приехать, а потом журя за то, что так долго ходит в холостяках и никак не остепенится.

- Это все ты виноват, Витя, - возмущалась Елена Сергеевна. – Это ты ему вбил в голову, что мужчина должен сначала крепко встать на ноги, а потом создавать семью.

- И что я неправильного сказал? – удивился Виктор Петрович.

- А чего же ты женился на мне, будучи нищим студентом?

- Так тогда все так женились. Время такое было.

- Нормальное время было, - не унималась тетя Лена. – А с вашим временем я внуков никогда от него не дождусь. Он, похоже, совсем жениться не собирается.

- И правильно делает, - вдруг встряла в разговор Аня, и на нее тут же уставились пять пар недоуменных глаз. – Значит, не нашел еще ту единственную, которая будет любить его просто за то, что он есть, – тихо пояснила она.

В комнате повисла напряженная тишина, потом все как-то виновато застучали вилками по тарелкам, опуская головы. Анне стало неловко за свой нелепый выпад. И с чего она вдруг решила заступиться за этого здоровяка? Да он вообще ни в чьем заступничестве не нуждался. Просто то, о чем говорили за столом, шло в разрез с ее внутренним ощущением мира, наверно поэтому она и не выдержала. Она верила, что браки заключаются на небесах, раз и на всю жизнь, и нельзя принимать такое серьезное решение просто потому, что так надо. Для брака люди должны относиться друг к другу так, как это делали они с Андреем.

И хотя дальше все оживились и стали говорить о чем-то отстраненном и ненавязчивом, Ане казалось, что вечер безнадежно испорчен, и виновата в этом она. Все в Лериной семье знали о ее трагедии, и теперь Ане за их короткими взглядами мерещилось учтивое сочувствие и жалость. Она не любила, когда ее жалеют.

Вечер в кругу чужой семьи разбередил в ее душе затянувшиеся раны и, вернувшись домой, она так и не смогла заснуть: до утра бродила по пустому дому, переставляя вещи с места на место, чтобы занять себя хоть чем-то. А утром, когда села в самолет, свободно вздохнула. Рядом с чужими, ничего не знающими о ней людьми, которым не было до нее никакого дела, под гудящий шум работающих двигателей, она смогла, наконец, пару часов спокойно поспать.

Он

Влад добрался до дома ранним утром. После длинных перелетов ему всегда хотелось размять ноги, и теперь, закинув на плечо сумку, он пешком поднимался на пятнадцатый этаж. Эту двухъярусную квартиру он купил маме с папой два года назад, и хотя все документы были оформлены на отца, родители упрямо считали, что она принадлежит сыну, очень обижаясь, если он забывал ключи. Им не нравилось, что он звонил в двери, как гость, а не как хозяин. Так повелось, что все праздники и он, и Лерка всегда отмечали у родителей, вот и сейчас на день рождения племянницы вся семья собралась здесь, несмотря на то, что у сестры с мужем была своя квартира в доме на соседней улице. Погодные условия заставили вылететь его на день позже, но он был уверен, что никто не разошелся, и ночевать все остались здесь, ожидая его появления. Осторожно, чтобы никого не разбудить, открыв дверь, он вошел в холл. Оглушительный визг и повисшие на нем одновременно мама, сестра и племянница заставили усомниться в том, что он поднимался по лестнице всего семь минут.

- Вы хоть спали, или всю ночь меня караулили? – целуя поочередно самых родных и любимых женщин на свете поинтересовался он.

- Я будильник поставила,- ласково погладила его по щеке мама. – Какой же ты, сынок…

- Какой? – вопрошающе выгнув бровь улыбнулся Влад.

- Взрослый, сынок. Взрослый, - уткнувшись лицом в его грудь, прошептала она.

- Ма, ты меня всего неделю не видела, а так говоришь, словно я отсутствовал дома целую вечность.

- А для мамы неделя и кажется вечностью. Вот будут у тебя свои дети, поймешь.

Влад вздохнул и приготовился к моральному штурму. Каждый раз, когда он приезжал домой, мама «тонко» намекала, что он «засиделся в девках».

- А кормить меня в этом доме будут? – попытался он съехать с любимой маминой темы, зная, что «покормить голодного сына» - это ее вторая тема, и причем самая главная.

Как и ожидалось, мама, тут же всплеснув руками, помчалась на кухню, а он, подхватив Соню и обняв сестру, отправился следом. Пока женщины суетились, накрывая на стол, сверху спустились отец и Леркин муж, и вот теперь вся семья была в сборе.

Влад любил такие моменты, всем сердцем ощущая согревающее душу тепло родного дома. Веселая возня, звон посуды, звуки милых сердцу голосов, запах знакомых с детства блюд - все это было той волшебной составляющей крепкого коктейля семейных уз, ради которого он всегда возвращался домой. Он обожал общаться с семьей, сидя за огромным столом и неспешно поглощая мамину стряпню. В скольких бы странах он ни бывал, какие бы экзотические блюда ни пробовал, мамина еда все равно оставалась самой вкусной и любимой.

- Мам, и как ты умудряешься так вкусно готовить? - спросил он, запихивая в рот очередную котлету. – Ничего вкуснее нигде не пробовал.

- Жениться тебе, сынок, надо.

- Ма, ты опять? Ну не начинай, пожалуйста.

- Что не начинай? Вот женился бы, и жена б тебе не хуже меня готовила.

- Точно! И как я раньше-то не додумался? Не на тех я смотрю. Все, буду искать жену повариху, - Влад хитро переглянулся с отцом и зятем, и те, посмеиваясь, опустили носы в тарелки.

Мама укоризненно покачала головой, а потом, в сердцах махнув на сына рукой, налила себе стопочку коньяка.

- Ма, ну чего ты так расстраиваешься. Да женюсь я…когда-нибудь.

- Вот именно. Когда-нибудь,- вздохнула Елена Сергеевна. – Я этого когда-нибудь наверное уже не дождусь.

- А тетя Аня сказала, что ты правильно делаешь, что не женишься. Значит, ты еще не нашел ту, что будет тебя любить просто за то, что ты есть, - весело сообщила Соня, залезая к дяде на колени.

- Вот, - Влад весело подмигнул сестре и поцеловал племянницу в макушку. - Устами младенца, как говорится… А тетя Аня у нас, кстати, кто? – он не ожидал услышать такие слова от маленького ребенка. Она озвучила то, из- за чего он действительно до сих пор так и не создал семью.

Нельзя сказать, что он вел аскетический образ жизни, нет, женщины в ней присутствовали, и с некоторыми он даже жил довольно долгое время. Он всегда выбирал высоких, красивых, состоявшихся, тех, с кем было легко, удобно и просто. И все вроде бы шло красиво и гладко до тех пор, пока он не начинал понимать, что они хотят от него чего-то большего, чем просто совместного проживания. Он не знал, то ли он не готов предложить им это большее, то ли они не в состоянии дать ему то, что он так отчаянно искал в каждой из них. Сколько себя ни спрашивал, Влад никак не мог сформулировать, чего же на самом деле он ждал от той, с кем бы действительно хотел связать свою судьбу, и вот теперь посторонний человек совершенно точно обозначил его жизненные приоритеты.

- Тетя Аня - известный кутюрье, - гордо задрав нос объявила Соня.

- Так уж и известный? – недоверчиво округлил глаза Влад, обняв племянницу.

- Конечно, известный, - убедительно закивала головой мама. - Анечка Закревская. Неужели ты не знаешь?

Влад нахмурился, смутно припоминая, что это имя он уже слышал. Вроде бы одна из манекенщиц, с которой он встречался, даже спрашивала - не знаком ли он со своей талантливой соотечественницей.

- Мама, я тебя умоляю. Его больше модели интересуют, чем модельеры, - фыркнула Лера.

- Ну, тебя же они тоже интересуют больше чем модельеры, - с улыбкой парировал Влад, хотя понимал, что сестра права: он часто посещал модные показы, но в основном из- за красивых девушек, дефилирующих по подиуму.

- Меня они по долгу службы интересуют,- обиделась сестра. – А не как объект приятного времяпрепровождения.

В этот момент примчалась незаметно улизнувшая племянница, одетая в совершенно фантастическое платье замысловатого ассиметричного кроя. Вещь явно была брендовой, в таких тонкостях Влад хорошо разбирался.

- Сонька, отпадное платье, - восхитился он. – И кого ты на него разорила, маму или бабушку?

- Это тетя Аня пошила, - девочка радостно крутанулась вокруг своей оси, одарив его счастливой улыбкой.

- Опять тетя Аня? Что-то ее последнее время слишком много. Никому не кажется?

- Это у нас больная тема, - усмехнулась сестра. – Мы мечтаем стать известным модельером. А тетя Аня у нас что-то наподобие идола для поклонения.

Сонька, подбежав к Владу, схватила его за руку и стала куда-то тащить.

- Пойдем, я тебе еще что-то покажу.

- Владик, ты только не пугайся, там тебя целая толпа разряженных женщин поджидает,- засмеялась в ответ на вопросительный взгляд брата Лера. – Правда они все не настоящие.

- Резиновые, что ли? – весело хмыкнул Влад, и тут же получил от сестры салфеткой по спине.

- Фу, какой ты! Кукольные, - пояснила она. – У нас все модели - куклы.

- А-а-а, - потянул Влад и подмигнул племяннице. – Ну, пойдем. Смотреть твоих кукол.

Но Соня явно собиралась показать ему что-то другое, потому что затащив его в свою комнату и усадив на диван, она вынула из стола целую стопку журналов.

- Вот, смотри,- с какой-то затаенной гордостью девочка плюхнула ему на колени кипу прессы.

- И что я тут должен увидеть? – Влад пролистал типично женское чтиво, силясь понять, что же такого интересного нашла в нем племянница.

- Ну куда ты смотришь? – возмущенно свела бровки Соня и, закрыв журнал, ткнула пальчиком в изображение на главной странице. – Это тетя Аня. Правда, красивая?

Женщина, смотревшая на него с обложки глянца, действительно была красивой, но не той безупречно утонченной красотой фотомоделей, являющейся эталонной в мире моды. В ней было что-то неуловимо-таинственное, скрывающееся в уголках еле заметной улыбки, как у знаменитой Джоконды. Эта женщина выглядела какой-то невероятно настоящей и естественной, с тонкими лучиками морщинок в уголках глаз, которые она, очевидно, не позволила ретушировать фотографу, с вьющимися темно-каштановыми волосами, обрамлявшими нежный овал лица, и огромными карими глазами, из глубины которых шел мягкий, завораживающий взгляд, свет.

- Красивая, - согласился Влад, не зная, кому приписывать лавры за это достоинство - фотографу, сделавшему удачный снимок, или владелице совершенно потрясающих глаз. Пролистав еще парочку журналов он понял, что фотограф тут ни при чем - в разных ракурсах женщина выглядела одинаково привлекательно. Правда, с глазами он ошибся, на более крупных фотографиях они были какого-то сложного цвета, словно в темную зелень добавили несколько капель жженого сахара. Он вдруг позавидовал ее мужчине, подумав, что тому несказанно повезло: такая, как она, точно любит своего мужа просто за то, что он есть. Сказанная ею фраза никак не хотела уходить из его головы.

- Хочешь, я тебя с ней познакомлю? - видя, как внимательно дядя рассматривает фотографии ее кумира, поинтересовалась Соня.

- Зачем? - искренне удивился он.

- Ну, к тебе же пристают все время, чтобы ты женился. Ты женись на тете Ане, и от тебя сразу отстанут.

- А разве у нее нет мужа?

- У нее погибли все, - грустно пожала плечами девочка. – И муж, и сын.

Влад пристально вгляделся в женское лицо, смотревшее на него с разномастных обложек, и вдруг понял, что она прячет за своей таинственной улыбкой – боль. Эта хрупкая и красивая женщина скрывала за своей безмятежностью боль, слезы и горе. Она улыбалась просто чтобы не плакать.

- Грустная история, - вздохнул он, отложив в сторону журналы и прижав племянницу к себе.

- Так ты женишься на ней? – не унималась Соня. – Она же тебе понравилась, я видела.

- Боюсь, малышка, я ей не понравлюсь, - погладил по голове девочку Влад.

- Почему?

- Не выдержу конкуренцию с призраками прошлого.

- Это как? – удивилась она.

- Все сложно, Сонька, подрастешь - поймешь,- прошептал Влад.

- Это вы, взрослые, все усложняете, - обиженно вывернулась из его рук Соня. – А все ведь просто: нравится тебе человек – женись.

Влад рассмеялся наивной детской логике. Если бы в жизни было все так просто! Хотя в одном она была права: женщина с обложек ему действительно понравилась.

Весь день Влад провел в своем офисе, его промоутерская компания успешно продвигала нескольких молодых бойцов на профессиональном ринге, и в следующем месяце должны были состояться их первые бои. Бумаг и организационных вопросов за неделю его отсутствия скопилась целая уйма, плюс завтра его ждали в Мангейме, где он должен был подписать контракт на проведение поединков своих подопечных на САП-Арене.

Влад никогда не переставал радоваться тому, как прогресс упрощает жизнь человека. В любую точку мира самолетом можно было добраться в рекордно короткие сроки. Из Германии в Австрию было два часа пути, и он рассчитывал успеть к вечеру вернуться в свой дом в Вене.

Гостиничные номера всегда нагоняли на него тоску, несмотря на то, что к нему как к знаменитости всегда было повышенное внимание персонала. Но наверное именно это и раздражало: будучи человеком публичным ему иногда так хотелось тишины и отсутствия посторонних лиц, вечно нарушавших его личное пространство. Дом в Вене находился в тихом пригородном районе, он купил его одновременно с фабрикой по производству спортивного питания, это было очень удобно, учитывая то, что по делам бизнеса посещать главный офис приходилось довольно часто. За домом смотрела милая женщина по имени Ханна, которая в его отсутствие следила за чистотой и порядком, а когда он приезжал, еще и готовила. Влад специально не стал говорить маме, что он из Германии полетит к себе, зная, что она обязательно позвонит домохозяйке, а та на ночь глядя примчится с пакетами продуктов, и будет весь вечер досаждать ему своей болтовней.

На следующее утро мама сокрушалась, что он опять куда-то уезжает, хотя вернуться обратно он собирался через два дня. Он привык к такому сумасшедшему ритму жизни и порой даже не представлял, как можно жить иначе. Влад считал себя гражданином мира, сегодня его ждал Нью-Йорк или Майами, завтра Париж и Берлин, а послезавтра он мог сорваться в Токио или Квебек. И теперь, когда после тяжелого дня переговоров самолет приземлялся в аэропорту Вены, он чувствовал себя уставшим, но счастливым. Такси отвезло его на парковку и, забрав свой автомобиль, он, включив музыку, мчался по вечернему городу, расцвеченному желтыми пятнами фонарей и ярким неоном рекламных вывесок.

Подъехав к дому, он очень удивился, когда обнаружил, что в окнах на первом этаже горит свет. Ханна была очень щепетильной, и никогда не забывала о таких мелочах, как выключить воду или погасить свет. Неужели она находилась в доме в такой поздний час? Влад в сердцах выругался: он надеялся сразу после душа завалиться спать, а теперь придется ждать, пока добродушная домработница, наговорившись с ним вволю, не отправится к себе домой.

- Ханна? – Влад прошел через холл на кухню и, никого не обнаружив, решил подняться на второй этаж.

Он не успел сделать и пары шагов, как услышал, что кто-то идет вниз. Влад поднял голову и замер на полувздохе.

По лестнице спускалась женщина, вероятно, она только что приняла душ, и теперь, набросив на голову полотенце, неспешно промакивала им длинные влажные пряди. Босая, в короткой, едва доходящей до середины бедра, облегающей тело кружевной сорочке, сквозь которую просвечивалось восхитительное, обнаженное тело, она казалась фата-морганой, материализовавшейся из призрачной пустоты надвигающееся ночи.

Женщина не была похожа на тех, что ему нравились, вернее совсем не похожа, у нее не было ни модельной внешности, ни длинных ног, ни узких бедер и торчащих ключиц. Она была такая мягкая, нежная, уютная, сотканная вся из плавных и округлых линий. Такой, вероятно, и задумывал Господь создать женщину - привлекательной и притягательной, словно грех. Чтобы глядя на нее у мужчины всегда возникало желание спрятать лицо в гладкости ее манящих белизной плеч, утонуть в бархатной женственности ее изгибов и впадинок, вкусить ее запретного плода и раствориться в ее бесконечном, как вселенная, таинстве. Эта женщина отчего-то казалась ему такой удобной и привычно родной, как плюшевый медведь, с которым он любил засыпать в детстве, обняв его руками и ногами, уткнувшись носом в мягкость его пушистого тела.

Женщина, между тем, завершив вытирать волосы, убрала от лица полотенце, подняв на него свои невероятные глаза, и Влад застыл, словно загипнотизированный, в их мерцающей странными всполохами глубине. Обалдеть, это была та самая…с обложек Сонькиных журналов!

- Отвернитесь, - она не вскрикнула, не вздрогнула, на лице не промелькнуло ни одной эмоции, голос звучал ровно и спокойно, и только глаза смотрели на него с осуждением и немой укоризной. Влад почувствовал себя преступником, покусившимся на святыню. Низменным прокаженным, дотронувшимся грязной рукой до девственной чистоты.

«Боже, какие глаза», - думал он, поворачиваясь к ней спиной.

Легкий шелест шагов, поднимающихся вверх по лестнице, светлым минором зазвучал в его ушах, и он еще несколько минут стоял, прислушиваясь к неясным шорохам, растворяющимся в вязкой темноте его дома.

Выйдя из странного состояния анабиоза он направился вниз, с изумлением обнаружив, что он возбужден. Черт… у него встал!? Вероятно, сказывалось долгое отсутствие у него женщины, а эта была такой… В конце концов, ведь он нормальный, здоровый мужик. Что тут такого? Влад пытался оправдаться перед своей внезапно проснувшейся совестью, но у него не очень хорошо это получалось, отчего-то стало стыдно от мысли, что Лерина подруга заметила его выходящее за рамки приличия состояние.

Он зашел на кухню, достал из холодильника бутылку с водой и залпом осушил ее до дна, потом изумленно уставился на забитые продуктами полки. В прозрачном лотке лежали сложенные аккуратными конвертиками блины, в кастрюле, судя по всему, находился суп или борщ, еще в одной емкости - куски мяса, залитого каким-то маринадом, рядом лежали пучки салатов, пакеты с овощами, сыр и бутылка вина. Похоже, его незваная гостья собиралась устроить банкет.

…Интересно, кого она ждала? Мужчину? Занятно.

Усмехнувшись собственным мыслям, Влад пошел в зал и, усевшись на диване, стал ждать, когда же женщина спустится и попытается объяснить ему свое присутствие в доме. Его ожидания оправдались довольно быстро. Спустя полчаса на лестнице послышались шаги и он, забросив ногу на ногу, с улыбкой приготовился выслушать извинительный монолог. Улыбка съехала с лица мгновенно, когда Влад увидел чемодан, который женщина аккуратно спускала вниз по ступеням.

Спокойная, собранная, с еще слегка влажными волосами, затянутыми в узел на затылке, одетая в темные зауженные брюки и белоснежную блузу, она больше походила на строгую школьную учительницу, чем на известного модельера. Она наклонилась, опуская сумку на пол, и длинная прядь волос, выбившись из пучка, мягким завитком легла ей на щеку. …Красиво. Женщина подняла на него свои огромные глаза, и Влад снова потерялся во времени, жадно всматриваясь в ее лицо в ярком свете ламп. Опять все то же безмятежное спокойствие и умиротворяющая легкость. Как ей удается так умело скрывать все свои эмоции?

- Я хотела попросить у вас прощения за свое вторжение, - тихий и спокойный голос мягко ударился о повисшую в воздухе тишину, и как тягучие капли меда потек по стенам. – Лера уверяла, что дом пустует, в противном случае я бы ни за что не согласилась здесь остановиться. Я сейчас вызову такси и уеду в гостиницу. Еще раз приношу извинения за причиненные неудобства.

Он зачарованно смотрел, как узкая изящная ладонь протягивает ему ключи. Женщина быстро направилась к выходу, и Влад, наконец, вышел из ступора.

- Подождите, - он дернулся ей наперерез, перекрывая путь.

Удивленно взметнувшаяся бровь - и снова непроницаемая мгла этих невозможных глаз… Просто наваждение какое-то. Кажется, он что-то собирался ей сказать, а теперь стоит и, как болван, наблюдает за малейшими изменениями мимики на ее лице.

Нижняя губа слегка дрогнула… пухлая, мягкая… Возникло странное желание дотронуться… На лбу на мгновение пролегла тоненькая черточка, взмах черных ресниц и - снова эти глаза… Влажные, глубокие, утонуть можно.

…Черт! Да что же это такое?

- Это вы меня простите, - Влад неровно выдыхает воздух, собираясь с мыслями. – Я не должен был быть здесь сегодня. Это случайность, - а вот теперь, кажется, ему удалось ее удивить… Нахмурилась. В глазах вопрос.

- Это ведь ваш дом. Зачем вы извиняетесь? Это я нарушила ваш покой. Мне правда очень неловко, - женщина совестливо пожимает тонкими плечами, и в их хрупкой ранимости отчетливо проскальзывает какая-то трогательная детская уязвимость. – В любом случае я уже ухожу.

Она снова пытается пройти вперед, а он снова стеной становится на ее пути.

- Останьтесь.

И опять этот пронзительный взгляд, иглами-ресницами пришивает его к себе

…Невозможно оторваться…магия какая-то.

- Это исключено, - в голосе зазвучали твердые, жесткие нотки, и Влад вдруг понял, что за этой видимой хрупкостью тоненьких плеч скрывается крепкий стальной стержень, согнуть и сломать который не под силу даже ему. Эта похожая на фарфоровую статуэтку женщина слабой была только снаружи. И как же уговорить такую остаться?

- Послушайте, ночь на улице, куда вы пойдете? – Влад быстро наклоняется, перехватывая ручку ее чемодана, случайно дотрагиваясь до тонких пальцев, и от этого прикосновения его словно током прошибает.

- Я найду гостиницу, - она настойчиво дергает ручку на себя.

- Ближайшая гостиница в Вене, и я не уверен, что там есть свободные номера в такое время.

- И все же я попытаюсь, - она закусывает губу и, кажется, нервничает, тщетно пытаясь вырвать у него из рук свои вещи.

…Глупенькая, нашла с кем тягаться…

- Хорошо, - вдруг соглашается Влад, и она растерянно отпускает руку. – Тогда я поеду с вами.

- Зачем? – большие глаза вдруг становятся огромными и какими-то наивно-удивленными, как у мультяшного олененка.

- Как зачем? Тоже сниму себе номер. Или вы полагаете, я смогу заснуть в этом доме, зная, что несколько минут назад выгнал из него на улицу беззащитную женщину? Вы за кого меня принимаете?

Она недоуменно моргает и неуклюже делает шаг назад, зацепляясь каблуком за выступающий порожек. Молниеносно отбросив чемодан, Влад успевает ее подхватить и прижать к себе, чувствуя, как испуганной птицей бьется, ударяясь о его грудь, ее маленькое сердце. Аромат женщины, как дурман, опутывает его своим шлейфом.

От нее пахло детством: пломбиром, клубникой, и еще чем-то…неповторимым… захотелось уткнуться носом и стоять так, наполняя себя ее запахом. Она вскидывает голову, и теперь ее глаза так близко, что он может разглядеть каемочку в форме звездочки в их радужке.

…Невероятные глаза…все…пропал…утонул в них.

- Пустите, - она упирается в него руками, он нехотя отпускает, потом, засовывает руки в карманы, сжимая их в кулаки, чтобы сохранить еще на мгновение растекающееся по пальцам тепло от ошеломляющего прикосновения к ней.

- Оставайтесь, дом огромный. Вы мне совершенно не мешаете. Я все равно завтра собирался уехать. Но если вы не останетесь, мне придется уехать сегодня.

- Вы что, меня шантажируете? – в ее голосе снова появляются свинцовые интонации, но от строгости ее взгляда отчего-то хочется улыбаться.

- Пытаюсь, - виновато соглашается он. – Но у меня это плохо получается, - глупая улыбка все же предательски ползет из углов его губ.

- Зачем?

- Не знаю, как уговорить вас остаться. Я устал жутко. Не хотелось бы бегать за вами по Вене всю ночь, - Влад пристально вглядывается в ее лицо, понимая, что там, за видимым спокойствием, идет упорная внутренняя борьба.

Она вдруг тяжело вздыхает - длинно, глубоко, протяжно, словно на пределе своих сил.

- Извините. Похоже, мне все- таки удалось испортить вам вечер.

…Все…сдалась…чистая победа.

Как же хочется облегченно выдохнуть, но он лишь с силой стискивает зубы, чтобы не выдать себя.

- У вас еще есть возможность все исправить, - Влад дружелюбно улыбается, чтобы его слова не выглядели откровенной наглостью.

- Какая? – изящная бровь выгибается удивленным зигзагом, легкий наклон головы, все та же безмятежность на лице, и только тонкая бьющаяся жилка на шее выдает ее напряжение.

- Поужинайте со мной. Тут недалеко есть ресторан.

- Я не хожу в рестораны, - глаза превращаются в две колючие льдинки, женщина вдруг становится жесткой, натянутой, как струна. Черт…кажется, он ее напугал.

- Тогда, может, вы что-нибудь приготовите? Вы не подумайте ничего… Я просто есть очень хочу. Последний раз в обед пил чашку кофе. У меня сегодня тяжелый день был, - и зачем он ей все это рассказывает?

Снова вдыхает - тихо, вымученно, обреченно:

- Хорошо.

…Обалдеть. Согласилась.

Он протягивает ей свою раскрытую ладонь:

- Влад.

Женщина странно смотрит на нее, словно раздумывает, стоит ли отвечать на такой простой жест.

Опять вздох. Гибкая рука начинает движение - робкое, несмелое… Ломкие пальцы касаются его кожи, холодные, почти ледяные… Хочется поднести к губам и согреть.

…Идиотизм…Откуда в голове такие мысли?

- Анна, - отвечает она.

…Кажется, можно расслабиться. Только бы не спугнуть опять.

- Я отнесу ваш чемодан наверх, Анна. Вы не против?

По ее лицу бежит тень, словно он только что не освободил ее от тяжести, а взвалил ей на плечи непосильную ношу.

- Кухня там, - он кивает головой, указывая направление.

- Я помню.

Ах, да, забыл… Холодильник забит… Кажется, она ждала кого-то. Интересно, с ним она тоже такая несговорчивая?

Влад поднялся на второй этаж и остановился в раздумье: какую же комнату она себе выбрала? Потом вспомнил, что она купалась, значит, душевая кабина там должна быть мокрой. Комната оказалась маленькой и в конце коридора. Впечатление, что она пыталась забиться в самый дальний угол дома.

… Странная женщина… И глаза странные…Невозможные.

Она

Анна добралась до пригорода довольно быстро. Она не ожидала, что дом будет таким большим. На фотографиях, которые показывала Лера, он казался ей .....